Обязательный критик :Рыжий Немец
Остальные критикуют по желанию
Название: Музыка моей души.
Пейринг: в воображении Рен/Анна.
Рейтинг: PG-14,5.
Жанр: ангст, драма.
Тип: джен.
Размер: драббл.
Статус: закончен.
Предупреждения ООС, он самый.
Размещение: Не стоит.
Дисклеймер: От прав на персонажей отказываюсь в пользу одного японского товарища.
Что это за звуки проносятся над Китаем, укрывая его невесомым полотном? Могучие, но едва слышные, тяжелые, но достаточно легкие для того, чтобы вознестись к небесам, бесплотные, но ощутимо разрывающие сердце изнутри. Скоро ли восход? Или эта музыка разорвала солнце на мельчайшие огненные шарики, которые теперь, словно светлячки, облепят нашу планету? Может ли звезда разлететься на части от невыносимой, наполняющей душу до краев печали?
« Где ты? С кем ты?.. Моя королева, с волосами цвета песчаного берега и глазами, излучающими холодные лучи, как два маленьких остывающих солнца... Я стою на балконе маленькой, необжитой квартиры и играю мелодию, стирающую границы между любовью и ненавистью, надеждой и безвыходностью, страхом и удовольствием... Балконные плиты неприятно отдают холодом. Не прохладой, а именно холодом. Почти шесть часов утра. Интересно, почему никто не высунулся из окна с нецензурными криками и отнюдь не мягкими просьбами не нарушать общественный порядок? – я усмехнулся. – Неужели их души тоже истекают кровью, а клетки организма умирают, используя музыку, как катализатор, расценивая ее скрытым знаком к началу великого разрушения? Сколько вопросов. Но к кому я могу пойти за ответами? Уж явно не к тебе. Поэтому я и иду к музыке. Она не задает ненужных вопросов. Не делает изумленного выражения лица, услышав о чувствах. Она ничего не делает. Но вместе с тем делает всё».
Рен сильнее прижал подбородок к лакированной поверхности скрипки. Темные, но отдающие темно-фиолетовым цветом, как крылья ночных бабочек, волосы отражают свет, льющийся из раскрытого окна. Поверхность музыкального инструмента также захватывает куски неживого света, оставляя их бликами на своих тонких, искусно выточенных боках.
«Анна, Анна, Анна...» - разочарованно шепчу, посмотрев на стоящую на белом подоконнике деревянную рамку с фотографией возлюбленной. Он, Анна... и Йо. Последний день в Японии. Просто прогулка. Никакой романтики. От наплыва эмоций рука, держащая смычок, невольно дрогнула, заставляя деревянную певицу пропеть фальшиво. Но вот душевное равновесие вновь обретено, и все четыре струны скрипки снова могут гласить святые истины: стоны несчастливой любви. Темнеет. Солнца все еще не видно, фонари тускло горят. Час перед рассветом – самый темный час. Рен, задумавшись и обратив взгляд на горизонт, вновь нечаянно прерывает мелодичное звучание инструмента, слишком долго задерживаясь на четвертой струне, что придает мелодии излишнюю суровость и густоту. Стараясь как-то исправить положение, он, возможно слишком быстро, делает упор на первой струне, отчего скрипка взвизгивает, и звонкий, обрывистый крик раздается слишком громко.
Наконец-то, один из соседей, открыв окно и задрав голову вверх, невзирая на расстояние в три этажа, кричит:
- Эй, заканчивай концерт, а? Паганини недоделанный!
Рен, назло неудавшемуся критику, зажимает струны левой рукой и проводит смычком, на этот раз нарочно делая упор на первом голосе певуньи. От этих двух усилий звук получается еще более высоким, чем в первый раз, но теперь совершенно чистым.
Сосед, нецензурно выражаясь в адрес скрипача, захлопывает окно. Этажом выше открывается еще одно окно, откуда выглядывает молодая девушка; ее темные волосы, высунувшиеся вслед за ней в окно и, уличив минуту свободы, играющие с ветром, трепещут на ветру.
- Милый, - слегка фамильярно обратилась она. Но разве таким ранним утром это имеет значение? Бретелька соскользнула с ее смуглого плеча, заставив девушку на мгновенье отвлечься. – Искусство, конечно, прекрасно, но не утром, когда все недовольные и встревоженные ото сна, высовываются из окон, чтобы оценить его, - слово «оценить» брюнетка сказала с особой иронией. Послав воздушный поцелуй, она закрыла окно. Свет погас. Рен нахмурился.
«Кажется, восход, - он облегченно вздохнул. - Ну вот, теперь можно смело идти спать, не боясь ночных видений». Рен снова поднес смычок к страдалице, но передумал. Час грусти миновал. Ночь затянулась. Бережно положив скрипку и смычок в футляр, он сделал последнее на сегодня дело: достал фотографию из рамки и порвал на маленькие части, оставив тут же, на балконе. Завтра ветер вышвырнет эти воспоминания из его дома, точно так же, как и сейчас золотистый виски вышвырнет эти воспоминания из его головы. Дверь с шумом закрывается. Футляр кладется на стул. Холодная кровать. Легкое одеяло. За окном еще темнее: тяжелые тучи закрыли небо и космическую лампочку – солнце. Как только голова шамана коснулась белоснежной подушки, начался ливень. Бурные аплодисменты его ночной сонате. Последний взгляд за окно, немой поклон небу. Сон. Занавес.